Регистрируясь на сайте и/или отправляя любую форму поля которой содержат мои персональные данные, я даю согласие на обработку моих персональных данных в соответствии с ФЗ-152 "О защите персональных данных". С условиями обработки персональных данных изложенных на сайте vlkrylov.ru (Согласие на обработку персональных данных) — ознакомлен и согласен.

№ 3. Две берёзки. ( из книги "Чрезвычайный и полномочный человек")

две берёзки

 

                                                  Дед Иван Алексеевич

Мой дед Иван Алексеевич Крылов происходил из крестьян маленькой деревеньки Шапкино Хотебцовской волости Можайского уезда (теперь Рузский район Московской области). Деревня была крохотной – всего пять домов. Рассказывали, что название своё эта деревенька получила из-за давнишнего скандала в благородном дворянском семействе. Что-то не поделили между собой и расскандалились жители дворянской усадьбы. Разругались настолько, что одна из хозяек, бедная, но гордая, взяла свою личную собственность – пятерых крепостных, как будто бы положила в шапку, и перенесла их на новое место – поселилась на крохотном кусочке своей собственной земли, среди лесов, на холме, возвышавшемся над маленькой, чистенькой речушкой, которую можно было легко перейти вброд в любое время года, и которая брала своё начало в незаметном, прохладном ключе неподалёку. Поэтому и вновь основанная деревенька из пяти домов стала называться Шапкино. И была эта деревенька такой тихой, уютной и ладной, что жители любили своё маленькое поселение бесконечно. В числе попавших в дворянскую шапку крестьян оказались и родители Ивана Алексеевича Крылова – моего деда. Был дед человек красивый, с голубыми глазами, аккуратными пшеничными усами и светлой, русой шевелюрой. Естественно, что для Ивана Алексеевича, как и для всякого крестьянина во всякой деревне, огромное значение имел сенокос. И вот однажды, как рассказывал отец, по жеребьёвке, Иван Алексеевич получил под сенокос самый неудобный участок. Неудобство заключалось в том, что участок размещался на крутом склоне того самого холма над речкой и выкашивать его было очень неловко. Во время покоса, Иван Алексеевич наткнулся на две маленьких, только что народившихся берёзки. Берёзки были тоненькие, с нежными прозрачными листочками, такие трогательные и красивые, что у Ивана Алексеевича не поднялась рука скосить их обоих одним махом. Он аккуратно обкосил берёзки со всех сторон и оставил их расти до осени. А осенью берёзки заметно подросли и стали ещё краше. И Иван Алексеевич в следующую весну без всякой жеребьёвки, добровольно взял себе под сенокос тот неудобный участок и берёзки выросли ещё на полметра. Так продолжалось три года. И только когда берёзки превратились в маленькие деревца, Иван Алексеевич ушёл с этого неудобного покоса. Но деревца были ещё очень маленькие и следующие по жребию косари могли легко срубить их под корень, чтобы не мешались. Но на такой поступок никто из жителей деревеньки не решился. Берёзки превратились в огромные белые деревья, которые возвышались на холме над чистенькой речушкой еще каких-то 40 лет назад, когда мы в последний раз заезжали навестить деревню Шапкино. Они были ещё живы и напоминали всем о любви русского человека к своей стране и к своей природе безо всяких тщетных напоминаний об экологической угрозе и неизбежной экологической катастрофе. Деревня была родным местом, жизнь в ней – привычной, но земли было крайне мало. Работали тяжело, но никакого труда не хватало, чтобы прокормиться всей семье. Иван Алексеевич, молодой тогда мужчина, уехал искать счастья в столицу и поступил работать на известную табачную фабрику «Дукат» набивать папиросы табаком. Работный дом, где жили рабочие фабрики, был характерным и очень интересным архитектурным сооружением. Выстроен он был из красного кирпича и имел толстые, почти метровые стены. Хозяева фабрики не сделали в доме никакого отопления. Они считали, что в маленькой комнатушке, в которой жила либо рабочая семья в несколько человек, либо несколько мужчин или женщин по принципу общежития, и зимой можно было жить, обогревая помещение своим дыханием и своими телами. А комнатушка была действительно крохотной. В ней помещался небольшой казённый шкаф с двумя вертикальными отделениями – маленьким со стеклянным окошком, где на полках помещались платки, бельё, скатерть и полотенца, и большим, где на самодельных вешалках висело всё остальное имущество. В нижнем горизонтальном отделении хранилась семейная обувь. Сразу за шкафом, впритык к кровати, стоял единственный «венский» стул черного цвета с многочисленными маленькими дырочками в сиденье. Напротив шкафа и стула стоял кухонный стол с дощатой столешницей в 1 метр 20 сантиметров в длину. Под столешницей, в маленькой выдвижной полочке хранились ножи, вилки и ложки. Впритык к стулу и столу, вдоль окна стояла кровать. Но она не поместилась целиком, и её длину обрезали, поэтому спать на ней можно было, только скрючившись, вытянуться было невозможно. Дверь из комнатки выходила в огромный коридор с каменным полом, и таких дверей было в этом коридоре, по меньшей мере – 50. У каждой двери стоял маленький столик с керосинкой, на которой готовили еду. А заканчивался этот человеческий муравейник единственным туалетом. Слева – женским, справа – мужским. Комнатушка была семейной, потому что вскоре после поступления на фабрику Иван Алексеевич встретил девушку – Елену Денисовну, которая, на наше счастье, и вышла за него замуж. Отец Елены Денисовны, мой прадед, оказался греком Дионисием, но как он очутился в Москве и чем там занимался, мы так никогда и не узнали. Остались нам от него только крючковатые носы и способность быстро загорать на любом солнце. Дед и бабка более 20 лет проработали на табачной фабрике «Дукат» в Москве набивщиками папирос. За это время у них родились десятеро детишек, но все они умерли в самом раннем возрасте.

                            

                             Леониду Ивановичу один год

Леонид Иванович был одиннадцатым ребёнком, и он сумел выжить. В 1911 году папиросы стали набивать машинами и семья осталась без работы. Иван Алексеевич к этому времени окончил воскресную рабочую школу и был по тогдашним меркам довольно грамотным человеком и его взяли на работу кассиром, почему-то на Украине, на железнодорожной станции Дебальцево. Там и родился мой отец Леонид Иванович Крылов. В начале 1913 года вся семья вернулась в Москву, в ту же самую комнатёнку, на другую работу, но на ту же фабрику. В эти годы уже начались волнения среди рабочих. Иван Алексеевич принимал участие в некоторых демонстрациях, но однажды на демонстрантов налетели казаки и деда до полусмерти исполосовали нагайками. Когда он окровавленный добрался до своей комнатушки, Елена Денисовна была и в ужасе, и в ярости. Ивану Алексеевичу было строго-настрого запрещено любое участие в политике. На этом его революционная деятельность закончилась навсегда и окончательно.